ЗИНЗИВЕР № 12 (44), 2012

Петр Григорьевич был чиновником очень высокой иерархической категории и целиком и полностью соответствовал нашим представлениям о таковых. Он был широк телом, непоколебим душей, крепко пил и не признавал чужих устоев. Заработанные потом других деньги лились на него весенним дождем — без всяких там молний и раскатов грома. Спокойно, размеренно, ни на минуту не задаваясь вопросом «быть или не быть» и «брать или не брать», он преуспевал на посту, на котором собирал подати точь-в-точь, как это делали знаменитые грибоедовские персонажи. Просто диву даешься, насколько все остается незыблемым и неизменным, пусть даже проходят века. Сменилась архитектура, стиль нашей одежды, мебель в чиновничьих кабинетах. А все остальное? Кстати, в этом Россия удивительно похожа на Италию: там тоже «спрут» родился значительно раньше самого объединенного государства, и кто знает, возможно, его и переживет, но об этом в другой раз.

На самом деле, если Петр Григорьевич и знал что-либо о Грибоедове, то есть наверняка вместе с остальными однокашниками изучал в школе «Горе от ума», то уверена, с течением времени эта излишняя информация была навеки удалена из его избирательной и отточенной памяти. Слишком многое приходилось помнить по существу: сколько, когда, от кого и снова — сколько, когда и кому. Деловой круг требовал постоянного контроля и внимания, острого натренированного ума. Петр Григорьевич принадлежал к той когорте чиновников, чьи подписи стоят неимоверно дорого, но без них ни в одном важном деле нельзя обойтись. А значит, для литературных глупостей просто не оставалось места в голове. Устав от трудов праведных и переполнившись липкой энергией сотен смущенно-униженных взяткодателей, Петр Григорьевич был знаком нашей экскурсоводческой братии как турист, клиент, крутой ВИП. Такое знакомство было возможно исключительно потому, что наш ВИП-клиент периодически собирал свою команду и улетал на частном самолете в разные страны, где можно было забыться, отмахнуться, стряхнуть с мозгов бумажную пыль и отдохнуть.
Очередной отпуск предполагался в Израиле, где в Эйлате, на берегу Красного моря, можно было расслабиться под палящим солнцем, выпустить с обильным потом негативную энергию и, не напрягаясь особенно в практиках иностранных языков (слава богу, в Израиле все, кто был нужен, говорили по-русски), отдохнуть на полную катушку. Отпуск себе и сопровождающему персоналу был подписан, частный самолет и Президентская Свита в лучшем отеле курорта подтверждены и проплачены, впереди шумело море, слепил на солнце глаза золотой песок, и синева эйлатского неба гарантировала безоблачное существование на протяжении всего отдыха. К морю, а не «в деревню, в глушь, в Саратов», собирался Петр Григорьевич, и море, а заодно и вся наша команда турработников, до предела настропаленная отправляющей стороной (клиент ВИП!), ждали его в прямом смысле слова с распростертыми объятиями.

Пить, как и полагается, Петр Григорьевич и его команда начали еще в московском аэропорту, так что, подлетев к израильскому городу в пустыне, где находился эйлатский аэропорт, все шестеро были в довольно приподнятом настроении. Жаль только, что чувство восприятия действительности у них несколько притупилось, и от количества выпитого реальность окрасилась фантастическими и неправдоподобными красками: смутно помня, куда именно их несет частный самолет, они свято верили, что приземлятся у моря. Даже если Петр Григорьевич и знал до отлета, что самолет не приземлится перед центральным входом в отель, за время пути этот факт, безусловно, растворился в международных поднебесьях. Единственное, что уцелело у них в головах, это лучезарный путь к морю и молниеносный переход от запыленного чиновничьего кабинета в горячий морской курорт.

Международный аэропорт Увда, куда приземлился небольшой частный самолет, находится в 60 км. от северной части Эйлата, и по прилету от аэропорта до отеля у нашей группы туристов был заказан индивидуальный трансфер. Комфортабельный минибус уже ждал в аэропорту и должен был в течение получаса доставить наших ВИП в шикарный отель на берегу моря. К несчастью, самолет прилетел в Увду уже после наступления темноты, так что огни маленького аэродрома сливались с поглощающей темнотой пустыни. Видимо, в темноте, пустыню несложно спутать с бескрайним темным простором моря... Никому из экипажа просто не пришло в голову, что бронированную дверцу крылатой машины нужно замуровывать до полного приземления. Вот это-то и был промах: не успел самолет приземлиться, как, распахнув дверцу самолета, в полурасстегнутой рубашке и расслабленно болтающемся на шее галстуке, освободив во время пути ноги от узких туфель, но не сняв при этом носки, Петр Григорьевич с воплями «море, море» выпрыгнул из самолета и бросился бежать по раскаленным за день камням пустыни. «Петр Григорич, шеф»... бежали за ним два охранника, один из которых держал в вытянутой руке покинутые хозяином туфли. «Куда? — ревел сзади кто-то из экипажа, — мы же в пустыне, до моря 60 км»... Услуга ВИП-трансфера включала не только присутствие сопровождающего, то есть меня, но и встречу клиентов у трапа самолета. И вот… человек в одних носках, в растрепанном костюме и смятенном состоянии духа выскочил из самолета прямо на нас и пролетел мимо, оставив за собой плотный шлейф алкогольного духа. Он бежал вперед, его глаза были устремлены к невидимым нами целям, тихий прибой волны Красного эйлатского моря манил и шептал ему. Мы «с открытыми ртами» проследили взглядами за траекторией его бега. «Ванечка Бездомный», — прошептал мой начитанный водитель. «А вот и свита Воланда», — добавила я, указывая на бегущую вслед за главным героем охранную команду.
 Петра Григорьевича догнали, почти на руках донесли до нашей машины и бережно положили на заднее сидение. «А туфли куда?» — тихо, чтобы не разбудить начавшего похрапывать шефа, спросил один из охранников. «Не подержите?» — обратился он ко мне. Слава богу, за это время мы с водителем уже успели опомниться и закрыть рты: «Думаю, лучше положить их с чемоданами в багажник, так будет надежнее». Этой же ночью мы уезжали в Тель-Авив, и группа наших ВИП-туристов со всеми своими предстоящими аттракционами поступала в распоряжение представителей нашей компании в Эйлате. Удачи вам, коллеги!

В Израиле, как и в любой точке мира, все живут по-разному. Кто-то, приезжая в Израиль, начинает задыхаться от его провинциальности, кому-то не хватает простора для разворачивания бизнеса, для кого-то строгий контроль налоговой инспекции и безукоризненно работающая система взыскания налогов, серьезная помеха заработать первый миллион. Как правило, такие возвращаются обратно. И их можно понять. Все мы такие разные, у каждого из нас свои чаяния, потребности и запросы к этой стране. Да что говорить, помню, как после года жизни в Израиле, я попала на спектакль с участием Михаила Казакова. Спектакль «Тевье Молочник» проходил на иврите, мэтр российской сцены метался между необходимостью не сбиться с заученного текста, который произносил с ярко выраженным у всех нас русским акцентом, и естественной для него гениальностью игры! Он был слишком велик для этой сцены, он был слишком мастит для этой аудитории. Да простят меня мои любимые друзья и все, кто сидел рядом со мной в этом зале. Я не против вас. Я просто очень за него. Мне он казался таким потерянным, а ситуация такой абсурдной! Можно ли обвинить его в желании бежать? Мы не удивились, когда узнали, что Казаков вернулся в Москву, хотя уже тогда прекрасно понимали, что вряд ли он найдет там то, что оставил, уезжая. Но те, у кого не сложилось, — их меньшинство. Большая часть нас, эмигрировавших из разношерстной советской действительности, осела, вошла в ритм и зажила своей жизнью. И хотя, повторюсь, в Израиле все живут очень по-разному, каждый давно и навсегда чувствует себя дома. Поэтому, наверное, в Израиле так любят принимать гостей: и не только в туризме, и не только, если это твоя работа и твой хлеб. Мы же были гостеприимны еще и по службе. Мы лелеяли и холили наших клиентов, и улыбка с наших лиц сходила только тогда, когда мы закрывали дверь собственной квартиры: любезность и предупредительность, вместе с четко отслеженным заказом, — были залогом нашего существования в туризме. На рынке шла жесточайшая борьба за каждого ВИП-клиента.

Эммочка, очаровательное существо, на момент происходящих событий обитала в Израиле уже более 10 лет. Почти все это время она жила на берегу Красного моря, в Эйлате, где и обслуживала наших туристов, списки которых мы слали ей тогда по факсу задолго до их приезда. Да-да, те самые времена факсов, когда мы звонили по международной линии в какую-то небольшую фирму, например, в Казахстане и кричали в шумную и нечеткую связь: «Добрый день! Фирма “Бона Турс” беспокоит. Факс примите!» И в ответ слышали прорывающийся женский голос: «Простите, что-что вас беспокоит?» Не любить Эммочку невозможно: лет сорока пяти, «пышка в соку», всегда одетая в разлетающиеся воздушные платья с изображением васильков или подсолнухов, в соломенной шляпке на манер «Оп-ля с Андреем Мироновым» и крошечной, но при этом безразмерной сумочкой, где всегда было все и на любой случай. Эммочка была оптимисткой, никогда не унывала, умела найти подход к любому сорту туриста и делала это не просто с желанием, но, я бы даже сказала, самозабвенно. Ну, что говорить, Эммочка любила свою работу и, насколько я знаю, начальство любило и ценило ее (ходили слухи, что, несмотря на бесчисленное количество рабочих часов и высочайший профессионализм, Эммочка никогда не просила надбавки к жалованию). Да, это был бесценный сотрудник, которому можно было спокойно доверить пласт работы с клиентами на эйлатском фланге: прийти в номер к туристам сразу же после их расселения в отеле, представить нашу фирму, предложить перечень всевозможных экскурсий, пригласить на бриллиантовую биржу или на фабрику эйлатского камня. Мы отдавали наших ВИПов в маленькие Эммочкины ручки, и она, как «часовой любви», с нежностью и теплотой, деликатностью и юмором, нарисовывалась в холле отеля или у открытой двери клиентского номера и представляла себя и заодно всех нас, незримо работающих над каждой деталью этого заказа. Она могла решить любую задачу и найти подход к каждому. По крайней мере, так все мы думали до этого момента. «Эммочка, я тебя умоляю, ты помнишь, что сегодня поздно вечером заезжают крутые ВИПы из Москвы. Ради бога, завтра с утречка, а то нас агентство московское уроет. В первую очередь к ним, ладно?» — в очередной раз повторял в телефонную трубку Радик. Хороший парень — он занимался ведением серьезных и о-ч-е-н-ь серьезных виповских заказов и каждый раз трясся, если клиенты были такого уровня. На нем лежала колоссальная ответственность, все должно было пройти без запинки, и клиент должен был остаться доволен. «Радик, ну что ты переживаешь? Я уже переписала все номера комнат, фамилии, знаю, кто охранник, кто шеф. Завтра с утра буду у них. Не боись», — было слышно в трубку, как Эммочка выдувает дым сигареты, стряхивает пепел, перелистывает странички записной книжки, сверяя заказ. «До завтра, друг мой!»

На завтра, около 10 утра, чтобы не очень рано и никого не разбудить, Эммочка постучала в резную дверь Президентского номера Петра Григорьевича. Настроение было самое лучезарное, в Эйлате, как всегда, светило солнце, легкое разлетающееся платье лучилось голубыми васильками, а на голове легко и непринужденно, словно указывая на то, что она «уже давно, как дама», но, бесспорно, «дама в соку», сидела соломенная шляпка с крошечным искусственным васильком. Легкий цветочный аромат духов, неяркая помада. Само очарование по Чехову или по Достоевскому. Короче, где-то из той эпохи. Постучав и дождавшись глухо прозвучавшего «да», Эммочка отворила дверь и вступила в просторный салон Президентской свиты. «Добрый день, — Эммочка широко улыбалась и развела немного в стороны руки, как бы приглашая гостя к единению со всем тем, что она собиралась ему предложить, — я — Эмма. Рада приветствовать гостей Эйлата». В залитом солнцем проеме между шикарным роялем необъяснимого назначения и великолепным торшером гость Эйлата — босиком, в удлиненных семейных трусах, через резинку которых переваливался большой рыхлый живот, с бокалом «мадам Клико» в руке — устремил на Эммочку тяжелый, ничего не выражающий взгляд. В затянувшейся паузе Эммочка ободряюще улыбнулась гостю и, чуть подавшись вперед, повторила: «Здравствуйте». Не отводя тяжелого взгляда и чуть кашлянув, прежде чем выдавить из себя какие бы то ни было звуки, «гость Эйлата» сосредоточился и хрипнул: «Вы хто?» При звуках человеческого голоса Эммочка приободрилась и звонко повторила: «Я Эмма, из “Бона Турс”, пришла предложить Вам наши услуги». На этой радостной ноте Эммочка сделала паузу, видя состояние гостя и давая ему возможность осмыслить и ответить любезностью на ее приветствие. Безошибочным профессиональным оком она видела, что постепенно Петр Григорьевич начинает понимать, о чем речь. Она вникала в ситуацию, знала, что спешить некуда, и его не торопила: шеф сам прервет паузу. Когда смысл сказанного дошел до сознания гостя, он совершенно неожиданно попятился в глубь комнаты и, не сводя с Эммочки глаз, заорал: «Не нуждаемся мы в ваших услугах! Свободна! Мы такую не заказывали!»
Глаза Эммочки прокрутились в орбитах в противоположные стороны, а рот слегка приоткрылся. Шляпка чуть съехала набок, и василек неуклюже повис на ее соломенном боку. «Что Вы имеете в виду?» — Эммочке до последнего хотелось думать, что она ослышалась или просто неправильно поняла. «Да, да, свободна, ты не в моем вкусе»,— возвращая себе чувство собственного достоинства и ни минуты не сомневаясь в правильности своего решения, повторил гость. «Я в цветочках не заказывал», — он поддернул резинку трусов, пьяненько хихикнул и повернулся к Эммочке задней филейной частью, давая понять, что разговор окончен, и прения бесполезны. «Хам», — Эммочка охнула и вылетела из номера. Слезы лились из ее глаз, и понять причину своих слез она так сразу и не смогла. Почему она плакала? Потому, что ее приняли бог весть за что, или потому, что, приняв бог весть за что, отказали и в этом? Трясущимися руками она доставала из сумочки сигарету и параллельно набирала номер мобильного телефона директора нашей компании. «Полнейшее фиаско, просто крах во всех женских смыслах, полнейшая дисквалификация», — рыдала она ему в трубку. «Я не буду, ни за что не буду работать с этим хамом. Так оскорбить женщину. Он такую, видите ли, не заказывал». Наш директор, он же хозяин компании, на первый взгляд, казался сонливым и забывчивым, а на самом деле имел моментальную реакцию в бизнесе и незаурядное предвидение в делах. Человек он был незлобивый, чувствительный и сотрудников своих любил, как одну большую семью. К Эммочке относился тепло и по-отечески: «Эммочка, ну что Вы, в самом деле, бросьте. Это мурло просто не могло позволить себе такую конфетку, как Вы. Разве Вы не понимаете, что весь казус происходящего заключается именно в том, что не все можно приобрести за деньги. Такую женщину, как Вы — не купишь. Вы же не ширпотреб, Вы — индпошив (“Влюблен по собственному желанию”, — тут же, переглянувшись, отметил весь наш офисный коллектив, внимательно прислушивающийся к телефонному разговору). Это же понимать надо». Эммочка прекрасно понимала, что он несет полнейшую околесицу, но была ему искренне благодарна за то, что он старался ее утешить. Радик перезвонил в номер Петра Григорьевича и, представившись, сообщил ему, что тот только что выгнал представителя нашей компании, но услышав в трубке нервное непонимающее посапывание, тут же добавил: безусловно, если момент был не подходящий, то это можно повторить в любое удобное Вам время. Что именно можно повторить в удобное для Петра Григорьевича время, никто из нас уточнять не стал. Нам было жалко Эммочку, но еще больше нам было жаль Радика: он был менеджер этого заказа, и у всех: у клиента-шефа, у каждого члена его команды и у московской отправляющей фирмы, — был один и тот же дежурный телефон, телефон Радика. А это значило, что пока шеф не накупается в Эйлатском море и не свалит, у Радика в жизни вычеркнутый период: мы никогда не отключали свои мобильники, и поэтому, если около трех утра тебе звонил клиент и радостно-пьяным голосом сообщал, что они только что вышли из ресторана, и доверительно советовался, где теперь можно круто оторваться и потанцевать, ты не мог не услышать звонок. Ты просто должен был ответить что-то членораздельное. Иногда ответ менеджера был слишком членораздельным, но таким, как правило, ВИПов не давали. У Петра Григорьевича был лучший менеджер, у него был выносливый и терпеливый Радик.
Ну, а Эммочка? Что же, она переплакалась и вернулась к работе, может быть, даже забыла... А в нашем офисе еще долго бродила дежурная шутка: «Вы хто? Мы такую не заказывали».